В любом анализе спартанского сообщества два царя Спарты неизбежно занимают центральное место. Они были далеко не абсолютными монархами. Однако, несмотря на свои ограничения, цари Спарты занимали наиболее значимую должность и формально признанное положение в спартанском обществе и, в свою очередь, определяли или влияли на положение ряда других лиц и групп внутри спартанского сообщества (и за его пределами).Религиозная сфераИз всех религиозных практик спартанских царей наиболее значимым было совершение ими жертвоприношений от имени государства. В своей «Лакедемонской политии» Ксенофонт утверждает, что спартанские цари совершают все публичные жертвоприношения от имени Спарты, а также что им предоставляется по одному поросёнку от каждого приплода, чтобы у них не было недостатка в «жертвах», если они захотят обратиться к богам.



Геродот сообщает нам, что спартанские цари по праву занимали жреческие должности, в функции, которые, предположительно, включали проведение жертвоприношений.В ходе жертвоприношений, которыми отмечалось продвижение спартанской армии из Лакедемона, цари приносили жертвы как Зевсу, так и Афине, а также тем, кто был связан с ними.Продолжением прав в отношении жертвоприношений можно считать и то, что цари также заботились о государственных оракулах. При этом цари несли ответственность за жертвоприношения, приносимые от имени спартанского государства, провидец отвечал за толкование пророчеств. Столь значимая роль в обращении к богам от имени государства, несомненно, значительно повышала статус царей, особенно учитывая особое внимание, которое спартанцы уделяли религиозным вопросам. Тем не менее, способность отдельного царя непосредственно проявлять инициативу или мастерство в этой деятельности и тем самым влиять на своё личное положение в спартанском обществе.Более того, Ксенофонт прямо заявляет, что цари были обязаны совершать публичные жертвоприношения «в силу своего происхождения от бога». Благодаря этому «божественному происхождению» цари были как нельзя лучше подготовлены к роли посредников между спартанцами и богами.Принципы престолонаследияГеродот рассказывает о переселении в Лакедемон миниев, потомков людей с корабля «Арго»: они некоторое время жили в мире со спартанцами, пока не начали требовать доли в царской власти «и совершать другие святотатственные (ouk hosia) дела». Эта история вполне может быть апокрифом. Однако используемая терминология и тот факт, что минии избежали казни лишь благодаря уловкам, подчёркивают, насколько тесно состав спартанской диархии был связан с религиозным аспектом спартанской царской власти и божественным происхождением царей. Эта связь особенно очевидна в вопросах престолонаследия, где происхождение царских родов по линии Гераклидов, наряду со старшинством, было закреплено как ключевые факторы, определяющие право человека на царский престол. Эти принципы престолонаследия наиболее ярко проявляются в тех случаях, когда они подвергаются проверке.Сейчас мы рассмотрим три примера: спор о престолонаследии, последовавший за смертью Агиса II; низложение Демарата; и нереализованные стремления Дориея к царскому престолу. После смерти царя Эврипонтида.По поводу первого, Ксенофонт описывает публичный диспут между сыном Агиса, Леотихидом, и его единокровным братом Агесилаем. Леотихид возражает, что закон предписывает сыну царя наследовать трон – только если у царя нет сына, трон наследует брат. Агесилай отвечает, что Леотихид на самом деле не сын Агиса, и что сам Агис отрицал своё отцовство. Другими словами, Леотихид ссылается на принцип старшинства, согласно которому он должен иметь приоритет; Агесилай же ссылается на принцип происхождения, оспаривая принадлежность Леотихида к роду Эврипонтидов. Если Агесилай прав, то у Леотихида нет законных прав на царский престол, и любой вопрос о старшинстве не имеет смысла – старшинство вторично по отношению к происхождению.В этот момент Диопиф, «муж, поистине искусный в оракулах», вступается за Леотихида, ссылаясь на оракул Аполлона, который предостерегает от «хромого царствования». Выдающийся спартанский полководец Лисандр отвечает в защиту Агесилая, что оракул предостерегает не от физической хромоты, а от перспективы того, что царём может стать человек, не принадлежащий к роду Гераклидов, ибо царствование будет хромым во всех отношениях, когда полисом не будут править Гераклиды.Даже если отбросить традицию, согласно которой спартанцы выставляли на волю нездоровых детей при рождении, или предположить, что представители царских домов могли этого избежать, хромота Агесилая не помешала ему участвовать в многочисленных походах. На самом деле значение инвалидности Агесилая, вероятно, заключалось не в её серьёзности, а в представлении о том, что царь не должен иметь никаких физических недостатков. Если это так, то вопрос хромоты Агесилая сам по себе был связан с религиозным аспектом спартанского царства. Однако, как религиозное препятствие к получению царского сана, хромота Агесилая была второстепенной по сравнению с возможностью того, что Леотихид не был потомком Гераклидов.На решение в пользу Агесилая могли повлиять разные факторы.Один заметный фактор, часто упускаемый из виду при обсуждении этого эпизода, заключается в том, что, Агесилай был взрослым человеком, и его зрелость, вероятно, сделала его более привлекательным кандидатом, а также более убедительным оратором.Тем не менее, данные подчеркивают важность религиозного аспекта спартанского царского титула и центральную роль соображений происхождения и старшинства Гераклидов в обсуждениях наследования.В нашем втором примере сильная институциональная основа спартанской системы престолонаследия несколько иронично подтверждается случаем, в котором система престолонаследия представлена как активно подрываемая: свержение царя Демарата. Царь Клеомен, долгое время находившийся в разногласиях со своим «коллегой», заключил союз с двоюродным братом Демарата, Леотихидом, следующим претендентом на престол.Леотихид формально оспорил право Демарата на царский престол, выдвинув обвинения, поразительно похожие на те, что выдвинул Агесилай в предыдущем случае: Демарат не был достоин править спартанцами, поскольку не был сыном прежнего царя Аристона. В этом ему помогла довольно сложная семейная история. Когда родился Демарат, Аристон заявил, что ребёнок не может быть его, исходя из прошедшего количества месяцев; позже царь смягчился, но его заявление было сделано в присутствии эфоров, которые и были призваны в качестве свидетелей. Дело было передано на рассмотрение Пифии, жрице, которая подтвердила, что Демарат не был сыном Аристона.Демарат был лишён царского сана и в конце концов покинул Спарту.Хотя Геродот открыто представляет Клеомена и Леотихида как людей, которые подрывали принципы престолонаследия, тем не менее, в основе их обвинения лежат сомнения относительно происхождения Демарата. Они успешно эксплуатируют беспокойство за целостность царской власти, несмотря на то, что Демарат, по-видимому, пользовался высокой личной репутацией среди спартанцев «за свои дела и свои суждения» (ergoisi te kai gnōmēsi).Более того, поскольку Леотихид был ближайшим претендентом на царство после Демарата, старшинство сохранялось. Если бы Демарат погиб в битве, Леотихид всё равно получил бы царский престол.Наш последний пример – явно бесспорное наследование престола после смерти царя Анаксандрида. Геродот подчёркивает, что из сыновей Анаксандрида Клеомен считался «несколько безумным», в то время как Дорий был «главным среди всех своих современников» и был уверен, что унаследует царский престол «благодаря своим заслугам». Однако Клеомен был старшим, и поэтому после смерти Анаксандрида спартанцы сделали его царём, «согласно обычаю».В данном примере речь идёт о старшинстве и его приоритете над любыми другими соображениями, помимо происхождения. Клеомен — старший сын, а значит, более сильный претендент на царский престол, какими бы значительными ни были личные заслуги Дория. И Геродот прямо утверждает, что Клеомен стал царём «не благодаря заслугам, а благодаря рождению».Стоит отметить, что, как и Демарат, Клеомен и Дорий были плодом сложной семейной истории. Анаксандрид долгое время был бездетным, но отверг настойчивые требования эфоров развестись с женой и жениться повторно. В качестве альтернативы спартанские власти предложили необычное решение – разрешить ему двоеженство, чтобы он мог содержать первую жену и иметь детей от второй. Вторая жена родила Клеомена, но вскоре забеременела и первая, родив сначала Дория, а затем Леонида и Клеомброта. Своеобразие брачного союза Анаксандрида, которое Геродот описывает как полностью противоречащее спартанским обычаям, возможно, привело Дория к мысли, что он сможет обойти установленный порядок наследования. Ведь, помимо его личных заслуг, он был рождён от первой (и, предположительно, любимой) жены. Вместо этого, результатом стало подтверждение приоритета, предоставленного родословной и старшинству Гераклидов как ключевым факторам наследования спартанских царей.Несмотря на превосходство этих двух факторов, я на протяжении всего текста ссылался на «принципы наследования», а не на «порядок наследования». Это связано с тем, что нет никаких указаний на то, что спартанцы поддерживали порядок наследования, подобный тому, который известен по царским династиям более поздней истории, где претенденты на престол каталогизируются в соответствии с определённой системой наследования. Попытки локализовать спартанские царские титулы в рамках такой системы терпят неудачу из-за противоречий между примерами наследования, особенно когда речь идёт о претендентах, не входящих в непосредственный круг прямых родственников умершего царя.Некоторые учёные связывают спартанскую диархию с наследованием по полному агнатическому первородству. В большинстве случаев это работает, но требует от нас исключения случая Леонида.Клеомен и Дорий умерли. Леонид – единокровный брат первого и сводный брат второго – стал царём. Однако позже мы узнаём, что у Дория был сын Эврианакт. Будучи сыном старшего брата, в рамках системы полного агнатического первородства царский титул должен был унаследовать Эврианакт, а не Леонид. После гибели Леонида в битве при Фермопилах царём стал его малолетний сын Плейстарх. Брат Леонида, Клеомброт, и его сын Павсаний, оба были регентами при юном Плейстархе, но умерли раньше него. Таким образом, когда сам Плейстарх умер, не оставив потомства, двумя ближайшими претендентами на царский престол были Никомед – сын Клеомброта, брата Павсания, – и сын Павсания, Плейстоанакт. Однако вместо того, чтобы самому стать царём, Никомед стал регентом при малолетнем Плейстоанакте.Если мы признаем потенциальное влияние личных и контекстуальных факторов на случаи наследования царских титулов, мы должны также отметить существенные ограничения на них. Ключевыми факторами, определяющими право человека на царский титул, были старшинство и, прежде всего, происхождение: как показывают многочисленные примеры, рассмотренные выше, принадлежность к правильному царскому роду – и, следовательно, к Гераклидам – составляла непременное условие для претендента, сохраняя целостность важнейшего религиозного аспекта спартанской царской власти. Эта забота преобладала над личными заслугами или народным уважением (Демарат), как и в большинстве случаев, над приоритетом (Дорий). Нельзя исключать, что контекстуальные факторы играли роль в индивидуальных преемниках, особенно там, где они боролись (Агесилай против Леонтихида). Однако такие споры происходили в рамках тех же институциональных соображений старшинства и происхождения. Преемники, которые происходили на более отдаленных уровнях семейных связей, помимо прямых родственников, по-видимому, предоставляли больше возможностей контекстуальным факторам влиять на исход (Леонид).