Интервенция-2.0Про ситуацию вокруг отправки французских или шире – европейских вооруженных контингентов на Украину, которая поднялась от статуса гипотетической до статуса возможной, написали уже многие. И у нас, и на Западе. Э. Макрон сделал эту тему крайне актуальной.

Сейчас, после интервью французского президента и обмена мнениями ведущих политиков, волна обсуждения пошла на спад. Это открывает дополнительные возможности для анализа, поскольку любой пик процесса дает дополнительную высоту взгляда и широту обзора.А то, что история с «интервенцией-2.0» – это своего рода локальный пик в текущем противостоянии «Россия – условный Запад», сомнений нет никаких. Другое дело, что он не первый и, к сожалению, не последний – там есть еще куда подниматься.Из значительного пласта суждений, прозвучавших на разных площадках, хотелось бы выделить один вопрос, которым задавались, кстати, и у нас на ВО – насколько Э. Макрон субъектен в своих решениях. Понятно, что абсолютным субъектом по большому счету не является никто. Но у каждого игрока его уровня имеются свои пределы субъектности.В плане Франции не является никаким открытием действующая уже почти 150 лет формула, которую придумали сами французы: FR=RF или «Франция, это Ротшильды = Ротшильды, это Франция». Опять-таки, авторство тут французское, давнее, и никаким секретом Полишинеля не являющееся. В этом плане совершенно излишне повторять и исторические описания, и карьерный путь самого Э. Макрона, отношения его и его патронов, их фамилии, а также оценки этого пути. Вот из всех высших руководителей Франции Э. Макрон по отношению к приведенной ироничной французской формуле имеет субъектность наименьшую, даже в сравнении с его предшественником Ф. Олландом. Субъектность настолько слабую, что когда его выдвигали в президенты, то во французской прессе появились саркастические заметки в стиле: «этот юный сюрприз два срока пробудет точно». Настоящие конфликты между элитными национальными и транснациональными группами – это явление довольно редкое. А вот противоречия между ними постоянны. Чтобы противоречия переросли в нечто большее, чем череда локальных, даже «горячих» противостояний, требуется сочетание целого ряда системных и в традиционном ключе неустранимых проблем. Работ теоретических на эту тему написано немало, однако всегда возникает трудность их конкретизации. Попробуем конкретизировать «французский кейс».Можно бесконечно долго смотреть на то, как горит огонь, и на то, как французские фермеры вешают за ноги туши кабанов на ворота чиновников. Интересно иногда поискать и ситуативного политического заказчика. Однако есть и более существенные причины. ПричиныНапример, фермерский кризис в ЕС – это следствие колоссального перепроизводства «О чем стоит подумать России, глядя на европейские аграрные бунты»), а оно носит общемировой характер в этой отрасли. Однако у этой причины есть еще и предпосылки, а они лежат в исчерпании резервов стоимостной модели. Не «капиталистической», а вообще товарно-денежной. Над причинами мы видим на поверхности вроде бы две группы: фермеры и правительство. Однако чьи интересы в реальности защищают фермеры, кроме своего довольно скромного по европейским меркам дохода? А тех, у кого они, фермеры, землю арендуют. Разорившийся фермер не выгоден владельцу земли, но кто владельцы? А тут можно вспомнить о романах Дюма, фамилии, которые там фигурируют – «на манеже все те же». Именно в силу наличия целой социальной страты «рентодержателей» в Западной Европе вообще уровень занятых в фермерском производстве выше, чем, к примеру, в США, причем в 2,5–2,7 раза. Рентодержателей этих во Франции много, но сами они далеко не всегда Ротшильды или Альбы. В основном это те, кого можно было назвать «мелкопоместным дворянством», и термин этот уместен даже в наше время.Франции (впрочем, как и значительной части остальной Европы) необходимо сократить 60 %, а по уму так и все 65 %, занятых в сельскохозяйственном производстве. Т. е. наступить на горло этой страте мелких и средних землевладельцев. Многие помнят, как разъяренный актер Ж. Депардье приехал в Россию и даже что-то пытался делать по винодельческой линии. Даже паспорт получил и прописку в Мордовии. А чего он решил приехать? Решил потому, что во Франции подняли ставку прогрессивного налога. Но подняли ее не для того, чтобы просто «ограничить богатых» и «отдать бедным», а для того, чтобы прижать рентодержателей, которые сидят «на земле». Фермер – и так профессия низкодоходная, просто дающая относительную свободу и традиционная, но платить повышенные ставки сельские предприниматели могут с большим трудом. Для фермеров в свою очередь уже предназначены более изощренные процедуры вроде стандартов по яйценоскости кур, жирности молока, величине копыт и длине хвостов. Собственно, частью общемировой повестки, которую многие воспринимают как своего рода «шизофрению постмодерна», является и будущий «налог на метановые выбросы хозяйственных животных». Коровьи выбросы якобы усиливают парниковый эффект. Но это не шизофрения постмодерна, а борьба с тотальным перепроизводством в аграрном секторе. И эта борьба приводит к тому, что сживают коллег Ж. Депардье и сокращают фермеров. Своего рода «огораживание» в изводе XXI века. И существенный рост оборонных заказов традиционно неплохо решает эту проблему распределения рабочей силы. Тем более что заказов теперь по линии НАТО много, и это надолго, что и нужно модераторам. Другое дело, что процесс этот для ЕС не быстрый. Переквалификация потомственного французского фермера – задача не из простых.Кстати, а чьей социально-политической базой являются все эти мелкопоместные рентодержатели и фермеры? Правые консерваторы и римский престол. Тот самый «Ватикан» – не как географическая точка или религиозный центр, а как часть системы политического и финансового управления. Вот в данном случае папу римского лишают социальной базы. И процесс этот идет, пусть и не быстро.Чем насолила социальная база французским и швейцарским Ротшильдам, которые десятилетиями стоят за спиной французских президентов и совершенно справедливо являются объектом классовой ненависти значительной части общества? Причем слово «классовый», как видим, тут вполне можно и не брать в кавычки.Во-первых, Ротшильды – это такие же традиционные владельцы земли, только находящиеся в статусе по Оруэллу: «все животные равны, но есть равнее». Они и скупают освободившиеся земли, причем имеют возможность выбирать под лучшее вино лучшие земли. Но это полбеды. Во-вторых, спекулятивный капитал в данном случае сопутствует с интересами, которые можно было бы охарактеризовать как прообраз второй Ост-Индской компании. Они довольно сильно связаны с сырьевыми проектами, химией и нефтехимией, углем и сталью – базовыми отраслями.А еще они же имеют доли и в международном трейдинге сельскохозяйственной продукции. Вот возьмем Украину. УкраинаСколько там осталось «свободной земли», и у кого сегодня основная часть активов? Вроде бы все эти фамилии раньше часто мелькали в прессе. Однако за последние несколько лет официальных долларовых миллиардеров там осталось всего три, активы остальных у ТНК (транснациональные компании), да и 40 % земли тоже у ТНК. Это касается и активов на Украине Левобережной, где идут боевые действия. Вот под этим невинным «ТНК» как раз скрываются интересы в том числе и фамилии, которая стоит за спиной каждого французского президента.В-третьих, вездесущая фамилия-бренд стоит (пусть и не одиночку, а большой компанией) за оператором Euroclear и связанными депозитариями, т. е. они одни из главных теневых и явных бенефициаров биржевых спекуляций с активами крупных производственных холдингов, энергосетей, а также высокотехнологичных производств. Снижение прироста в одном месте, они таким образом могут компенсировать в другом, и тасовать так колоду они способны довольно долго, даже в условиях «кризиса». Подорожала электроэнергия и сокращается производство в автомобильной отрасли? Заработок переложится в ту самую электроэнергию и «зеленую энергетику».Главным же потерпевшим тут будут ровно по старой доброй политэкономической классике: средний бизнес, фермеры, мелкие землевладельцы, средние и мелкие производства, добыча рыбы на мелком и среднем уровне, рыбопереработка, сфера услуг того же уровня. Можно сколько угодно иронизировать над «классовым антагонизмом», но если это не он, то что тогда классовый антагонизм?Как ни буянил «рабочий и средний» класс во Франции, банкиры и политики находили способы обуздать эти процессы. Так, в конце 1980-х – начале 1990-х они настолько раздробили и ослабили социалистов, что те и по сей день не представляют серьезной силы – слов много, толку мало. Не исключено, что аналогичным образом сначала консолидируют, а затем раздробят и нынешних «правых», которые на фоне протестов пока собирают очки. Тем более что французские правые всегда работали «спойлером» для тех, кто был нужен банкирам в Елисейском дворце.Это не только сугубо французские проблемы, но и в целом характерные для Западной Европы, просто не везде фамилия-бренд имеет столь мощные позиции в бизнесе и политике. Однако есть и специфические французские проблемы, связанные с банковской системой.Опять-таки, не является секретом, что французские финансы серьезно зависят от работы системы «Франсафрик». Название это отражает не столько валюту, которая выпускается для оборота в Центральной Африке, бывших колониях, где работает или работала Франция, сколько целый комплекс отношений между странами. Однако главной особенностью этой модели всегда было то, что Париж никогда не рассчитывался с бывшими колониями равновесно. Т. е. валюты всегда эмитировалось меньше, чем можно было выручить за ресурсы, которые оттуда поступали, а продать французские товары можно было, наоборот, дороже. Конечно, это поддерживало не только банковскую систему Франции, но и делало ее относительно самостоятельной даже в условиях Европейского союза. Как мы все помним, Россия довольно успешно Францию «подвинула» из ряда стран в этом регионе. И логично, что «Макрон затаил обиду». Но есть нюанс. НюансЕвропейский центральный банк всегда дистанцировался от «Франсафрик», более того, эта модель прямо противоречила идеям «европейской связанности». Зато давала Франции возможность чувствовать себя самостоятельной. Каждая страна в ЕС по-своему хитрила на национальном уровне. Вроде бивалютной корзины: евро-национальная валюта, когда переход только на евро все оттягивался и оттягивался. Ликвидация «Франсафрик» де-факто полностью выталкивала бы Париж под крыло ЕЦБ и ограничивала самостоятельные маневры. Более того, нет никакого сомнения, что европейские финансовые власти смотрели на страдания Франции в Центральной Африке с чувством глубокого удовлетворения. И тут у «глобалистов» синергия по Центральной Африке даже с Китаем, сколько бы копий не ломалось на других направлениях.Французские Ротшильды на это смотрели без всякого удовольствия, а английские, скорее, наоборот. В этом случае все становились частью общей эмиссионной системы: МВФ – Всемирный банк – ФРС – ЕЦБ, без дополнительных «заначек» для какой-либо группы по принципу «Франция – это особый случай».Ведь не о ликвидации поставок урана во Францию из Нигера по большому счету идет речь, а о равновесной системе расчетов. В принципе, африканскую валюту Париж эмитировать может сколько угодно и дальше – сверхприбыли на этом нет, а следовательно и преференций в банковской системе перед «глобальными финансами» (оставим этот термин). Вряд ли является простым совпадением, что эскапады Макрона пришлись аккурат на период сразу после кончины Дж. Ротшильда, который не только представлял английскую ветвь семейного бизнеса, но и координировал ее с работой американской финансовой системы. Эта интеграция отрицалась, и всегда будет отрицаться, но здесь, как в известном меме про суслика.Ходило немало спекуляций на тему того, что наследницей щвейцарской семейной ветки стала «пришлая» – Ариан де Ротшильд. Женщина с крайне сильной хваткой, которая, кстати, руководила проектами в Центральной Азии. А ведь одной из идей последнего времени как раз была та, что банковский дом надо собрать каким-то образом воедино, уйдя от структуры «отдельных ветвей». По сути дела, сейчас разными частями этой крайне разветвленной структуры руководит относительно молодое поколение, которое вполне может реализовать возрождение Ост-Индской компании. Для России это, кстати, будет не очень позитивно в долгосрочном плане.Такое собирание активов в единую структуру вряд ли будет широко освещаться, однако мало сомнений в том, что с управляющего политического менеджера – Э. Макрона начали спрашивать по поводу активов на Украине, доходов в Африке, активов в России. Ему вообще стоит вспомнить об истории Н. Саркози, который отвечал за авантюру в Ливии – отвечает всегда политический менеджмент, а не истинные бенефициары процесса. Однако, даже если ветви банковского дома не договорятся, то в итоге мы все равно получим еще более глубокую интеграцию Франции в глобальные финансы, еще меньшую самостоятельность их национального даже крупного бизнеса. Да, в политическом плане и медийно Париж сегодня почти лидер повестки «борьбы с Россией», но в реальности его положение не намного лучше положения Германии. Делать тут ставки на одних против других бессмысленно. Европа еще больше цементируется, хотя именно эта цементация и приводит к трениям, которые воспринимаются на внешнем контуре чуть ли не как предвестник «распада ЕС». Будь США несколько менее заняты своими проблемами, то эти процессы цементации шли бы куда как быстрее и решительнее.Также следует отметить, что ставка на «правых консерваторов» в Европе в целом и во Франции в частности вряд ли является хорошей инвестицией. ЕС по объективным причинам будет вынужден сокращать их экономическую базу, и выиграть тут на подпитке протестов, вроде нынешних аграрных бунтов, можно только тактически. В силу, опять-таки, объективных процессов, описанных в первой части материала, это не даст результата, кроме «здесь и сейчас», как и выстраивание особых отношений с Ватиканом – его влияние пока значительно, но база в Европе все равно таяла и будет таять.Так что из громкой перепалки с Э. Макроном, которая произошла на очередном пике украинского противостояния, можно вынести довольно много полезного. Другое дело, что пик не последний.