Общественная дискуссияТрагедия, которая произошла в подмосковном «Крокус-Сити», до предела обострила общественную дискуссию относительно политики в области миграции.

Не является никаким секретом то, что, с одной стороны («снизу»), общество требует ужесточения миграционной политики, с другой стороны, секторальное и ведомственное лобби («сбоку») настаивает на ее сохранении и даже еще большей либерализации, а с третьей – политическое управление («сверху») обычно гасит эту дискуссию в стиле: «не раскачивайте ситуацию». В итоге все принципиально остается как есть, что в целом играет на руку лобби, а не настроениям «снизу».Для обоснования расширения доли мигрантов в экономике со стороны лобби уже второй год проталкиваются тезисы о том, что «экономика перегрета», «рабочей силы не хватает», «нехватка рабочей силы провоцирует завышение (!) зарплат», высокие требования не тянет работодатель и т. п. В общем, если не завозить трудовые ресурсы, то не будет ни экономического роста, ни промышленного рывка. Парировать доводы лоббистов в реальности довольно сложно, хотя бы потому, что макроэкономическая отчетность, на которой эти доводы строятся, носит официальный характер. Эти показатели откровенно и давно вызывают сомнения, но все остальные показатели имеют частный характер, что в ведомственной дискуссии сильно понижает их практическую ценность.Результатом здесь закономерно становится то, что сторонники ужесточения миграционной политики в лучшем случае добиваются создания очередной ведомственной «большой программы по культурной адаптации с учетом замечаний и предложений». Сама же дискуссия переходит в разряд политической философии – о пределах евразийства, русской идентификации и т. п. Иногда даже «сверху» на это выделяются какие-то гранты, но ровно затем, чтобы все это залакировать лозунгом вроде «дискуссия была оживленной и конструктивной, но все пришли к выводу, что «дружбонародность» – это главное, а русский – это «русский по духу».Ахиллесова пята Ахиллесова пята противников роста миграции – это, как ни странно, именно сфера экономических обоснований. Без экономической базы, которую еще требуется правильно оформить и бюрократически «упаковать», верхи воспринимают недовольство миграцией как своего рода шум, на который просто ответят валом проектов вроде очередных «Дня плова», «Многонациональной масленицы» и т. п. И в этом будет своя бюрократическая, административная логика, поскольку там действуют свои способы описания реальности. При этом среди аргументов и контраргументов мы не видим дебатов вокруг одного из главных факторов миграционной проблемы – Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Между тем именно концепция ЕАЭС, а также весьма значительная нормативная база, которая сложилась за годы существования этого объединения, является одним из главных элементов т. н. «миграционной повестки». Конечно, такие страны, как Узбекистан и Таджикистан, непосредственно в ЕАЭС не входят, а миграционный поток из них основной. Однако рассматриваются-то они как потенциальные участники ЕАЭС, соответственно и двусторонняя нормативная база для этих стран «подтягивается» к базе объединения. Корни нынешних миграционных проблем лежат во многом именно в концепциях и идеях самого ЕАЭС и связанных с ЕАЭС, которые сами по себе имели весомое право на существование при условии их планомерной и последовательной реализации в изначальном виде. Именно от этой концептуальной базы может (и должна) быть выстроена дискуссия об экономической эффективности или неэффективности той же миграции. Политическая система вкупе с административно-бюрократическим механизмом работают от больших проектов к малым, а не наоборот. Долгое время ЕАЭС представляет скорее удобный идеологический и экономический способ для обоснования текущих подходов к вопросам трудовой миграции. При этом чем дальше, тем больше в общем-то здравая идея реинтеграции постсоветского пространства напоминает, к сожалению, симулякр.Назвав нынешний ЕАЭС симулякром, автор вовсе не стремился задеть те команды, которые годами тянули этот проект на себе, причем делали это без лавровых венков, ощутимой личной отдачи и выгод. Тянули, борясь с тем, что значительное число заинтересованных групп попросту стремились использовать интеграционные идеи ради прибыли от импорта миграции или в целях банального реэкспорта с обходом пошлин и квот. Причем группы эти не столько наши, российские, сколько «сборная солянка» интересантов из стран СНГ. Но в итоге мы имеем именно платоновский симулякр – реальность и нормативные идеи, которые там заложены, мало стыкуются между собой.ИнтеграцияЕвразийская интеграция прошла два основных этапа развития. С середины 2000 по 2014 год интеграция проходила в формате, известном как ЕврАзЭС, и по большому счету, несмотря на различные политические инструменты, созданные в данном формате, являлась версией расширенного Таможенного союза. Элементы политической (Межпарламентская ассамблея) и экономической надстройки (Евразийский банк) создавались, но главная практическая роль отводилась Комиссиям Таможенного союза, которые прежде всего регулировали вопросы транзита и реэкспорта. Это тоже был немалый комплекс вопросов, связанный с квотами, пошлинами, тарифами, налогообложением и разрешительной документацией, но следует признать, что с точки зрения интеграции в «общее пространство» такая деятельность была только небольшой частью от необходимой.С 2014 года, точнее – с 2016–2018 ЕврАзЭС трансформируется в ЕАЭС – от «Сообщества» к «Союзу». За несколько лет команда, которую у нас представлял С. Глазьев прошла довольно большой путь, пытаясь переделать структуру, нацеленную на транзит и реэкспорт, под концепцию полноценной общей экономической зоны. Основные тезисы такого объединения можно увидеть как в нормативной базе, так и в работах и выступлениях академика С. Глазьева. Ответом на очередной виток НТР должен стать переход в новый промышленный и экономический уклад. Переход в новый уклад невозможен без опоры на свой рынок. Самостоятельный рынок требует определенного количества потребителей (от 300 млн, есть и иные оценки). Одним из условий функционирования общего рынка является совместное формирование участниками стоимости, когда стоимость устанавливается преимущественно друг через друга. Следующим условием общего рынка является формирование общего центра прибыли и т. д.Если с авторской терминологией С. Глазьева еще каким-то образом можно подискутировать, то с принципиальными тезисами и общей концепцией спорить довольно затруднительно. Единая стоимостная зона Евросоюза, что бы ни говорили по телевизору, дает этому объединению уникальную устойчивость, которая, кстати, и позволяет евробюрократии по-прежнему вести столь затратную внешнюю политику. Успешно формирует такую зону и Китай в Юго-Восточной Азии. США намерены любым путем стоимостную зону ЕС пристыковать к себе, а между Индией и Ближним Востоком сконструировать стоимостной конкурент Китаю. В таких условиях создание на месте аморфного СНГ своего стоимостного кластера с функционирующим внутренним рынком являлось, несомненно, задачей адекватной, тем более что в этот рынок вполне мог бы вписаться с успехом и Иран.Постановка задачи таким образом за все это время ни на одном уровне не оспаривалась, более того, она находила поддержку даже на фронте идеологическом. Она подходила и для сторонников проектов вроде «СССР 2.0» и «Империи 2.0», и для поклонников евразийства и концептов вроде «Большая Евразия – Третья Орда». Но главное даже не в этих идеологических установках, а в реальном насущном требовании соответствия условиям мировой конкуренции.Собственно вопросы и проблемы трудовой миграции в основном идут от крайне либеральной нормативной базы, сверхлояльной, если смотреть на мировые аналоги. И с точки зрения изначальной концепции это было логично – общий рынок, это рынок в том числе труда и капитала. Как уже говорилось в первых абзацах, Узбекистан и Таджикистан, хоть и не входили в ЕАЭС, но все двустороннее законодательство подтягивалось под концепцию «общего рынка труда», поскольку они также рассматривались как потенциальные участники общего рынка. Цифры настораживаютТеперь посмотрим на то, с какими результатами эта здравая и даже стратегически необходимая концепция продвигается в реализации. Ниже приведены графики из статьи С. Глазьева от 11.03.2024 года для канала «Царьград».3,9 % – доля ЕЭАС в мировом ВВП (по ППС); 2,5 % – доля ЕЭАС в мировой торговле (по экспорту товаров); 1,3 % – доля ЕЭАС в мировой торговле (по экспорту услуг). Источники: Всемирный банк, расчёты ЕЭК Согласимся, что довольно сложно сравнивать эти результаты с показателями Евросоюза, стоимостного кластера Китай – ЮВА или США – Канада – Мексика. При этом сами цифры настораживают. Во-первых, потому что, судя по отчетам нашего финансово-экономического блока, ВВП по ППС у нас в России вроде бы составил бодрые 5,51 трлн в долларовом выражении, что дает 5,3 % к общемировому только по РФ. Здесь же мы видим весь ЕАЭС как 3,9 % за 2022 год.Во-вторых, если брать за основу показатели из графика, то российский ВВП по ППС составил за 2022 год 2,8 трлн долларов или 2,6 % от общемирового (ВВП по ППС остальных стран ЕАЭС – это 0,91 трлн долларов). Разница не просто велика, а очень велика. Возможно, что за 2023 год мы и в самом деле совершили гигантский рывок, и набрали ВВП по ППС в два раза больше предыдущего года, хотя аналогов подобных рывков в истории с ходу не припоминается. Но даже если чудо и произошло, то и 6,11 % для объединения, которое выстраивалось на месте СССР – СНГ – это результат как минимум неоднозначный. Причем неоднозначный он (если говорить мягко) в том числе и для стран Центральной Азии, ведь если объединение не дает однозначных преимуществ в международной конкуренции, то от объединения брать надо только то, что однозначно выгодно в конкретный период, и такой подход будет по-своему логичным. Еще лучше, когда и в объединение формально вступать не надо, а преференции можно получать от двусторонних договоров, которые нацелены на объединение в гипотетическом будущем.Парадокс заключается в том, что по объему накопленных прямых инвестиций в Центральную Азию Россия показала довольно приличный результат – свыше 40 млрд долларов инвестиций. Это сравнимо с инвестициями европейскими и китайскими, однако во взаимной торговле мы, даже имея свой Евразийский банк, идем с третьим результатом 20 %, против ЕС и Китая. Ни ЕС, ни Китай при этом интеграционных объединений, подобных ЕАЭС, не делали.Более подробно с этими данными можно ознакомиться в материалах: «Есть ли потенциал для создания евразийской стоимостной зоны или Большой Евразии как экономического полюса» и «США – ЕС» vs «Китай – Россия».Это результат того, что нормативная база затачивалась на одну концепцию, а в реальности все шло, как шло еще с 2000-х – частные точечные проекты, которые где-то выстреливали, а где-то закрывались, юридическая база по общему рынку труда работала и работает в чистом виде на мигрантское лобби и по большому счету в плюс, с точки зрения переводов для стран Центральной Азии, общая стоимостная зона так и осталась гипотетическим проектом. Все работало на транзит и реэкспорт, и продолжает работать, но транзит и реэкспорт – это про дополнительный доход (кстати, не для всех), а не про общую зону стоимости.И опять-таки, парадокс в том, что такая ситуация не была предопределена. Ведь в Центральной Азии два базовых вопроса: вода и энергетика – это не просто проблемы, а потенциальный источник колоссального дохода. И если уж формировать общий стоимостной кластер, то очень странно, что Россия за столько лет не разработала и не софинансировала программы по воде и генерации. Как минимум на этом можно было бы закольцевать финансовые потоки от нас к соседям и обратно, причем с учетом интересов как наших элит, так элит Центральной Азии. Против этого никто бы даже не возражал, за исключением групп уже просто напрямую связанных с фондами вроде Сороса и Ко. Но и тут их голос не был бы силен. Теперь у нас в России раздаются голоса о том, что со странами Центральной Азии надо вводить визовый режим. И голоса эти либо популистские, либо от непонимания, поскольку для ввода визового режима надо обнулить всю нормативную базу ЕАЭС, да и пересмотреть остатки нормативной базы по СНГ, которая до сих пор работает. А обнулить эту базу – значит автоматически создать огромные препятствия для параллельного импорта, который не в последнюю очередь работает на этих нормативных конструкциях. Что делать, таковы у нас особенности импортозамещения.Простых решений нетВсе это показывает, что простых решений в этой сфере нет. Чтобы обосновать лимиты по миграции, надо сформулировать ограничения по ЕАЭС, это значит, что надо переработать всю экономическую модель и предлагать что-то взамен. Отказаться от идей интеграции и связанной двусторонней базы в настоящий момент не представляется возможным, и ровно на этом аргументе работает в том числе и мигрантское лобби. Но и не признать, что нынешний ЕАЭС не соответствует заложенным проектным идеям, нельзя. Возвращать ЕАЭС на изначальные проектные рельсы можно только широкомасштабной инвестиционной программой в базовых отраслях – воде и энергии. Ведь, вообще-то, как минимум половина нынешнего миграционного потока в Россию должна была бы трудиться в этой модели у себя дома, а не на наших стройках нового века. Если же мы признаем, что у нас нет ресурсов для запуска таких программ, то наиболее логичным и адекватным шагом был бы возврат к концепции Таможенного союза, которая сокращает пределы интеграции, но не означает отказа от интеграции как таковой. К сожалению, реального потенциала для признания этой проблемы, а значит и полноценных экономических обоснований для дискуссии по той же миграции, пока не просматривается.