Не романтики и не наемникиПрочитал «Шторм Z. У вас нет других нас» Даниила Туленкова. Думаю, написанное в жанре и мемуаристики, и художественной прозы произведение займёт достойное место не только среди литературных новинок этого года, но и станет своего рода эталоном для авторов, включая ветеранов, пишущих о СВО, равно как и о войнах наступившего тысячелетия и последней четверти века минувшего.

Во многом потому, что перед нами не мемуары окопных генералов или штабных офицеров Действующей армии, не воспоминания и размышления военачальников, написанные в отставке, с высоты прожитых лет и с учётом изменившейся политической конъюнктуры. Не принадлежат герои «Шторма Z» и к числу романтиков, то есть к категории немного странных в глазах обывателя людей, с обострённым чувством справедливости и потому не всегда готовых вписаться в реалии окружающего их мирного социума. Такие в девяностые отправлялись воевать на Балканы, защищать братьев-сербов, или ехали сражаться в Приднестровье.Как пример: те, кому за пятьдесят, возможно, вспомнят размещённый ниже сюжет Владислава Листьева про парня, державшего в квартире лошадь. Молодого человека звали Пётр Малышев, позже он уехал в Боснию и в октябре 1994-го погиб. Об обстоятельствах последнего боя Петра, равно как и о нём самом, рассказал Михаил Поликарпов в своей замечательной книге «Жертвоприношение. Откуда у парня сербская грусть?»). Тоже воспоминания о войне и тоже талантливо написанные. И, кстати, тоже историком. Об отправлявшихся на войну романтиках неплохо рассказано и в повести моего хорошего знакомого Аркадия Слесарева «Казачата. Сцены и жизни беспокойных людей».Российские добровольцы в БоснииНо произведения Михаила и Аркадия, в сравнении со «Штормом Z», всё же другие; точнее сказать – о принципиально других людях. Не худших или лучших – просто других. Из другого мира. Движимых совершенно иной мотивацией, заставившей их поменять жизнь мирную, хотя и специфическую, на полную опасностей фронтовую. И, да, герои Туленкова не принадлежат к персонажам, связавшим свой земной путь с ЧВК, и чья боевая деятельность неплохо, на мой субъективный взгляд, отражена в кинематографе (насчёт литературы сказать, увы, ничего не могу) – в таких, скажем, фильмах, как отечественные «Турист» и «Гранит», или в основанном на реальных событиях американском «13 часов. Тайные солдаты Бенгази».Да, есть ещё одна категория, о которой стоит упомянуть. Наёмники. Или как их ещё называют «дикие гуси». Воюющие за деньги. За них же готовые умереть. Признаться, я не знаю: можно ли их ставить в один ряд с бойцами ЧВК. На мой взгляд, всё-таки нет. На постсоветском пространстве они попросту не могли не появиться. В условиях распада страны и оказавшихся не у дел многих профессиональных военных, к тому же имевших боевой опыт Афганистана. Впрочем, некоторые воевали за всё сразу: и за деньги, и за идею, и за власть. К таковым, скажем, относился лидер вооружённой таджикской оппозиции полковник-«афганец» Махмуд Худойбердыев, чьё имя было на слуху в упомянутые девяностые.Или, если перенестись из постсоветского пространства на Ближний восток, вспомним офицеров бывшей армии Саддама. Именно они составили костяк запрещённого в России ИГИЛ, и без которых вряд ли на начальном этапе террористы добились бы военных успехов.Поди разберись, чего было больше в их выборе: желания следовать идее превратить Дар аль-харб в Дар аль-ислам или просто найти применение профессиональным навыкам. Думаю, учитывая наличие среди офицерского корпуса Саддама большего процента баасистов – скорее второе. Раз уж о «диких гусях» речь зашла, не могу не вставить врезавшиеся в память строки из книги Михаила. Он описывает встречу в столичном метро: «За день до отъезда (в Боснию – И.Х.), двадцать девятого июня девяносто четвертого, уже коротко стриженый, я встретил в метро (на «Таганке») крепко сбитого пожилого мужчину в очках, который разговорился со мной. Чем-то его привлек мой внешний вид. Мужчина был «подшофе», пытался угостить меня коньяком. И ехал он то ли с похорон, то ли с поминок. «Какие были люди!». Оказалось, что передо мною бывший летчик, воевавший ранее в Израиле и Анголе. Он сокрушался по поводу своих товарищей, погибших за что-то в этих конфликтах. Назвал себя «диким гусем».Я сначала не все понял и поинтересовался, за кого же он воевал в Израиле. «За Советский Союз!» – ответил он неожиданно ясно и твердо. «А в Анголе?» – «Да, хрен там разберешь! И те черные, и те! Но я не убивал людей! Когда надо было бомбить, я сбрасывал бомбы, и все... Когда же стрелял, выпускал ракету в самолет, я знал, что летчику конец – но я стрелял не в него, а в истребитель», – его явно мучили фантомные боли прошлых войн.– И много вы сбили самолетов?– Да штук пять... Я ушел... и мне дали пенсию. Я от нее отказался! Хрен вам! Какие люди погибли, какое племя, цены им нет...»Но Туленков нам показывает совершенно иной тип бойцов. Вообще ни на какого не похожий. Зэки. Не собиравшиеся на передовую. Но на неё попавшие. Хоть и по собственному выбору. И оказались они, по словам Даниила, на самых опасных участках фронта, о чём он сам пишет без осуждения в чей-либо адрес: «Но положа руку на сердце, что бы я сам сделал на месте Минобороны, имея выбор? Поменять Тарасика на расписного Ваську Черепа из колонии строгого режима, ст. 105, или на мобика Женю, айтишника из Волгограда, женат, двое детей? Вопрос риторический, мне кажется.»«Станционный смотритель» XXI века на передовойМне думается: рассматриваемое здесь произведение – о маленьких людях, оказавшихся, по словам автора «Шторма Z», «на передке». Маленьких – именно в пушкинском понимании этого слова. Поэтому и я и позволил себе такое заглавие, увидев схожесть героев Туленкова с Выриным из «Станционного смотрителя». Во всяком случае, у меня на уровне воображения такая ассоциация возникла.«Что общего-то между ними?» – спросит читатель.И Пушкин, и Туленков пишут о судьбе маленького человека, причём в экстремальных условиях. Да, у каждого они свои. И каждому нужно с ними справляться. Не собираясь пересказывать книгу, приведу только один из наиболее впечатливших меня эпизодов из неё, в наибольшей степени, как мне показалось, и роднящих «Шторм Z» со «Станционным смотрителем»: «В тюрьму Ваня попал по дурости и алкашке. Выпивали. Зашла дискуссия на какие-то житейские темы. Оппонент, видимо, проиграл спор, и, не желая продолжать заниматься софистикой, полез Ваню бить. Завязался поединок, в ходе его оппонент был повержен на больничную койку, а за Ваней приехал участковый Ильдар.Ильдар выпил с Ваней как минимум одну железнодорожную цистерну спирта. Не зараз, конечно, а за всю жизнь. Ильдар очень сокрушался, что именно ему приходится везти Ваню в каталажку.– Ну и говно же этот… – говорил он про поверженного оппонента, надевая на Ваню наручники. Ваня относился ко всему с пониманием. Ильдар – человек служивый, делает что положено, потому что работа такая. Ваня не буянил и не держал на Ильдара зла.Он покорно сел в «воронок», и шериф Ильдар увёз его по via dolоrosa, по которой Ваня ступает и ныне.Ване «налили» немного, но, человек лесов, житель природы, он затосковал в тюрьме. Выяснилось, что Ваня пограничник, и по новым гуфсиновским правилам он был отправлен отбывать наказание в ИК-13 [«тринашка» – исправительная колония общего режима для бывших сотрудников] в Нижнем Тагиле.Для Вани, никогда не выезжавшего из своей деревни, это был стресс.Его женщина, которую он так неудачно потерял (находился в разводе – И.Х.), была теперь не в соседнем райцентре, а за немыслимое для Ваниного мозга количество километров. Ваня не смирился с судьбой, и хоть сидеть ему было всего ничего, подался на СВО.»Среди героев «Шторма Z» есть и матёрые рецидивисты, а есть и оказавшиеся за решёткой по каким-то нелепым причинам – такие как Ваня. Вот представьте себе: Пушкин меняет сюжет, и Вырин в состоянии аффекта вдруг убивает Минского. Дальше: кандалы, каторга. Пожизненная. И внезапный выбор: сменить кандалы на винтовку и отправиться на не замиренный ещё Кавказ, а через год – другой, коли выживет, царское помилование. Чем не схожесть судьбы с упомянутым Ваней? Да, сюжет для Николаевской эпохи почти немыслимый, но и произведение художественное, и в реальной жизни всякое бывает.На войне обнажаются качества героев «Шторма Z». Разные. Как и в каждом человеке. Только у героев Даниила проявления абсолютно низменных чувств, отрицательных человеческих качеств, сочетаются с совершением подвига в течение буквально одних и тех же суток, если не часов.В книге также откровенно комические сцены, вызывающие улыбку, идут бок о бок с трагическими и просто страшными, демонстрирующими изнанку войны, эпизодами.Перечитывая написанные выше строки, я подумал, что, пожалуй, не совсем прав в утверждении, будто герои Даниила ни на кого не похожи. Нет, всё-таки определённая схожесть есть с персонажами «Взвода» – лучшего американского фильма о войне во Вьетнаме, снятого её ветераном. Герои фильма «Взвод» Стоуна показались мне чем-то похожими на бойцов «Шторма Z»Найти лекарство от адреналиновой тоскиИ ещё книга «Шторм Z» ставит перед обществом очень важную проблему – реадаптации вчерашних бойцов, их встраивания в мирную жизнь. Впервые эту проблему в своих работах подняла историк Елена Синявская, под эгидой которой в начале нулевых вышло несколько интереснейших сборников по военной антропологии, человеку на войне посвящённых. Ранее эта тема не то чтобы была табуирована, просто из исследователей ею мало кто интересовался. Елена Спартаковна изучала тему реадаптации вернувшихся из Афганистана парней. Приведу отрывок из её книги: «Дома меня встретили настороженные взгляды, пустые вопросы, сочувствующие лица, – вспоминает «афганец» Владимир Бугров. – Короче, рухнул в пустоту, словно с разбега в незапертую дверь. Солдатская форма «афганка» легла в дальний угол шкафа вместе с медалями. Вот только воспоминания не хотели отправляться туда же. Я стал просыпаться от звенящей тишины – не хватало привычной стрельбы по ночам. Так началось мое возвращение на войну. На этой войне не было бомбежек и засад, убитых и раненых – она шла внутри меня. Каждую минуту я сравнивал «здесь» и «там». Раздражало равнодушие окружавших меня «здесь» и вспоминалась последняя сигарета, которую пустили по кругу на восьмерых «там». Я стал замкнут, не говорил об Афгане в кругу старых знакомых, постепенно от них отдаляясь. Наверное, это и есть «адреналиновая тоска». И тогда я начал пить. В одиночку. Под хорошую закуску, чтобы утром не страдать от похмелья. Но каждый день. И вот однажды я споткнулся о взгляд человека. Он просто стоял и курил. В кулак. Днем. Шагнул мне навстречу: – Откуда? – Шинданд, – ответил я. – Хост, – сказал он. Мы стояли и вспоминали годы, проведенные на войне. Я больше не был одинок.»Собственно, мне видится задачей нашего общества – всех нас, не только власти, – чтобы адреналиновая тоска в крови многих ветеранов, к тому же вчерашних зэков, не взяла верх и не заставила их снова влиться в криминальные структуры, что случилось со многими бойцами, прошедшими Афганистан. Скоро этим, воспитанным на приключениях Электроника и Петрова с Васечкиным парням, потерявшим боевых товарищей, возвращаться в мир «Гаража» и «Иронии судьбы», за которым уже маячат девяностые. Тогда слово-то такое «реадапиция» вряд ли кто слышал, кроме узкопрофильных специалистов, которых катастрофически не хватало на всех ветеранов. В отношении нынешних ветеранов сложностей в плане реадаптации ещё больше. У многих однополчан Даниила не просто за плечами судимость, после участия в СВО снятая, но и годами формировавшаяся криминальная психология (её одним махом печатью и подписью в документе не снимешь и сразу не изживёшь), определённый тип мышления, стереотип поведения, с трудом адаптирующийся к мирной жизни в рамках соблюдения закона.И эти люди среди нас. Лексикон некоторых из них может коробить, как и манеры, и внешний вид – расписной, по словам Даниила.Но именно благодаря им, может быть, приятный нам сосед или коллега – условный и упомянутый в книге мобилизованный интеллигентный айтишник Женя, с женой и двумя детьми, живым вернулся с СВО. И герои произведения Даниила не должны повторить судьбу описанного Михаилом ветерана, встреченного им в метро. Такие ведь, никому не нужные и, небось, не раз сталкивавшиеся с классическо-чиновничье-равнодушным: «Я вас туда не посылал», по большому счёту либо спивались, либо попадали в криминал. Сколько таких ныне лежит в заросших бурьяном неухоженных могилах, с покосившимися крестами, или покоится под скромными и с облупленной краской памятниками, на которых только выцветшая фотография и ещё указывающие даты рождения и смерти цифры.Да, кто-то не спивался и не попадал в уголовный мир, даже был внешне успешным, но испытывал, подобно Бугрову, едва ли не экзистенциальное одиночество, окружённый людьми, внутренний мир которых так ярко показан в рязановских фильмах. А потом наступили девяностые, и стало не до реадаптации. Но сейчас не девяностые. И ветераны уже далеко не чужие в обществе. Словом, кто ещё не читал книгу Туленкова – рекомендую! Стоит того. Ибо в числе прочего обладает и несомненными литературными достоинствами, в отличие от распиаренной «Зулейха открывает глаза» и солженицынщины, ещё сравнительно недавно заполнявшей полки книжных магазинов. Использованная литература:Поликарпов М.А. Жертвоприношение» (Откуда у парня сербская грусть?) М., 1999.Слесарев. А.П. Казачата. Сцены и жизни беспокойных людей // https://proza.ru/2010/11/25/1950.Туленков Д. Шторм Z. У вас нет других нас. М.: «Яуза-каталог», 2024.